Ну почему?
Почему нельзя кружиться в танце вечно? Отбивать каблучками чечетку. Каблучками, на которых специальные металлические подковки, издающие во время танца особый звон?
Кружиться под щелканье кастаньет, забыв обо всем. Когда пышные шелковые юбки с тончайшим черным кружевом по краям исполняют свой танец, гораздо более эротичный, чем того хочет тело танцовщицы.
Смуглая гладкая кожа плясуньи, кажется, притягивает лучи солнца, впитывает его в себя и в капельках пота, если присмотреться отражается крошечная радуга.
А розы? Две карминово — красные розы в медных волосах смуглянки? Такие же свежие и сочные, как ее губы, чуть подрагивающие в такт музыке.
И глаза полуприкрытые, томные.
В них отражается дикая, почти первобытная сила и гармония танца, экстаз, ритм. Кажется, что танцовщица живет только до тех пор, пока не прозвучала заключительная нота, не сделано последнее движение.
Стоит только последний раз щелкнуть каблучку и все — конец. Красавица превратится в дымку и исчезнет в ярко — синем небе.
А поклонники? Как они смотрят на нее? Нет ничего более желанного в мире сейчас, чем она, Августа.
Вот и этот, который идет к ней навстречу по улице смотрит во все глаза.
Странный тип.
В такую жару, одет в какой — то старомодный костюм, даже не костюм, а сюртук — так, кажется, это называется. И самое странное — цилиндр.
Ну, что за чудак. Кто же сейчас носит цилиндры?
В возрасте уже, но еще не старик и весьма симпатичный. Хотя на висках уже видна седина. Благородная седина.
Надо пройти мимо, не смотреть на него, а то еще привяжется.
Но что-то есть в его облике притягательное — невольно хочется взглянуть.
Забудь, девочка, иди по своим делам. Зачем тебе приключения?
***
Глупяя, милая девочка. Она думает, что всегда будет такой молодой, яркой, красивой.
Что кожу, смуглую и гладкую, никогда не прорежут тонкими извилистыми руслами ручейки морщинок.
И волосы, которые трудно расчесать из-за их буйной густоты всегда будут отражать яркое летнее солнце, горя рыжеватым нимбом вокруг ее симпатичной головки.
Бедная, бедная девочка.
Она не знает, как это тяжело стареть. Заглядывая в зеркало отмечать каждый день еще одну черточку, изменившую такое знакомое за годы твое лицо.
А теперь оно меняется почти каждый день.
И не только лицо — тело теряет упругость. Движения уже не так легки и быстры. Уже не станцуешь с таким изяществом и шармом свой яркий и страстный танец.
Но самое главное — чувства. Самое больное — это увядание чувств.
Все краски становятся тусклее, приглушеннее. Слова словно натыкаются на невидимую преграду и отскакивают назад. И только самые искренние и светлые способны проникнуть, продырявить этот панцирь и достичь сердца.
И прикосновения — они уже не вызывают дрожь и трепет во всем теле…
Да.
Прикосновения…
***
Странного вида джентльмен в сюртуке, остановился перед молоденькой танцовщицей и резко взял ее за руку.
Девушка от неожиданности замерла, удивленно смотря на него.
Господин снял с головы цилиндр и, склонившись в приветствии, произнес: «Разрешите представиться, сэр Генри О’Сень.»