Дело в шляпе! — часть вторая

***
В комнате кто-то тихонько плакал, приглушенно всхлипывая. Я включил ночник. Ну, так и есть. Картина. Вернее, «антоновка» вытирала кружевным платочком носик, а по ее глянцевым щекам катились самые настоящие слезы.

— Что случилось?

Ответа на мой вопрос не последовало. Зато послышался упрек:

— Как вам не стыдно, сударыня! C’est honteux! (стыд и срам)

Затем рыба повернулась в мою сторону:

— Мсье Платонов, покорнейше прошу простить за то, что потревожили ваш сон. Но мои компаньонки так наивны и сентиментальны.

— Хорошо, но раз уже потревожили, объясните, в чем дело. Несчастье?

— Полноте, голубчик. Какое несчастье? Тут радоваться надо, приданое шить, а не…, — рыба от негодования даже замолчала.

— Приданое?

— Анна Дмитриевна замуж выходит за господина Ладыжина. Венчание через месяц аккурат на «Красную горку».

«Антоновка» всегда молчаливая, высморкалась в платочек и запричитала:

— Какая радость?! Анна Дмитриевна против воли замуж идет. Она же доктора любит! Только она и батюшку своего любит. Вот и мечется бедная, — последовал горестный вздох и всхлипывание погромче. — А вот князь Дмитрий, отчего так жестокосердно с дочерью своей обошелся? Зачем он доктору Буркину от дома отказал? Не дал даже проститься влюбленным.

— Ах, сударыня! Так доктор сам виновен. Дерзость проявил какую! Приехал руки Анны Дмитриевны просить, а как князь отказал, так прямо ему и заявил: «Вы, ваше сиятельство, дочери своей судьбу ломаете. Она меня любит, а не советника Ладыжина. А вы, князь, эгоист, не о счастье дочери печетесь, а о положении своем в обществе. Не боязно вам вину за слезы Анны Дмитриевны на себя принять?»

Нет! Каков наглец! — добавила рыба, топнув хвостом.

Конечно, князь покраснел весь, чуть апоплексический удар с ним не сделался и указал доктору на дверь. «Вы, сударь, наглец! Учить меня в моем доме, как я о дочери своей заботиться должен?! Извольте пойти вон! Мы в ваших услугах больше не нуждаемся! »

— Анна Дмитриевна под дверью стояла и как услышала сразу без чувств и упала, — зазвенела бутылка шабли. Так князь доктору не позволил даже помочь бедняжке. И с места не двинулся, пока прислуга дверь за доктором не захлопнула.

— А доктор только к вечеру и узнал о здоровье княжны. Три рубля кучеру Степану дал, чтобы тот ему поведал о состоянии Анны Дмитриевны, — дзинь… дзинь… крупная слеза скатилась по ножке фужера.

По комнате поплыло тягостное молчание.

— И что дальше? — не выдержал я.

— Анна Дмитриевна как в себя пришла, так князю и сказала: «Я, папенька, супротив вашей воли не пойду и не попрекну вас никогда, но в несчастии моем вы будете виновны».

Я взглянул на княжну и почувствовал неприятную дрожь под ложечкой. В глазах Анны полыхали боль и отчаяние. Я впервые заметил ее хрупкость: узкие обнаженные плечи, тонкие руки на фоне пышного бального туалета только подчеркивали ее беззащитность. Серебряная вилка, зажатая между пальцами, напоминала стилет. Но самое главное … я внутренне похолодел… на ее оранжевой шляпе сидели две черные птицы, как предвестницы беды. Мне стало не по себе.

— … происхождения благородного и воспитана в строгости почитать родителей. Кому как не отцу родному знать, что его дитяти надобно. Князь счастья дочери желает, любит он ее, … — что-то кому-то доказывала рыба.

Я встал, и не в силах больше смотреть в глаза Анне, вышел на кухню. У меня пересохло в горле. Хлебнул заварки прямо из носика чайника. Потом закурил. Меня не покидало тягостное предчувствие беды. Когда я вернулся в комнату, картина замолкла. Все участники драмы были всего лишь нарисованными, и я даже вздохнул с облегчением и выключил ночник.

Толпу людей перед домом я увидел издалека и ускорил шаг. Что случилось? Красная машина с оранжевой мигалкой не оставляла никаких сомнений. Сердце ёкнуло и провалилось вниз, а только потом я заметил белые клубы дыма, валившие из окон второго этажа.

Моя и соседская квартира.

Вокруг бегали люди в защитных комбинезонах с касками, тащили шланги. За красными ленточками, огораживающими подъезд, толпился народ.

О, боже! Там же картина!

Я влетаю в толпу и, работая локтями, протискиваюсь к двери

Сердце стучит набатом где-то в горле. Еще немного, ну же! Не стой на дороге! Я отталкиваю со всей силы какого-то нетрезвого типа. Хоть уши зажимай, давно я такой мат не слышал. Мужик заваливается вбок и, пытаясь устоять на нетвердых ногах, цепляется за девчонку. Ба! Да это же та самая продавщица картины. Та, которую я столько искал. Что она здесь делает? Надо ее спросить про…

Нет. Некогда. Вот дверь.

— Стойте! Вы куда? Туда нельзя!

— Я живу здесь на втором этаже. Мне надо очень! Там картина!

— Там пожар! Нельзя! Назад!

Не люблю бить людей, очень не люблю, но выхода нет.

Удар ребром ладони под дых. Субтильный охранник сгибается пополам и, охнув, оседает на землю. Тут больше и не требуется ничего. Хлюпик.

Второй — амбал грозно надвигается на меня. В руке у него шокер, похоже. Стойка. С ноги в пах ботинком! Глаза амбала вылезают из орбит. Подсечка стопой. Захват. Все. Перекидываю амбала через голову и укладываю осторожно на землю. Бедняга.

Черный пояс дзюдо это вам не шуточки! Пусть в далекой юности, но мышцы натренированные до автоматизма сами выполняют полузабытые приемы.

Третий с испугом бросается в сторону и освобождает дорогу. Правильно. Зачем? Меня сейчас не остановишь. Взлетаю на второй этаж по лестнице.

Грустные глаза Анны, смотрящие прямо в душу, ведут меня не хуже, чем собака — поводырь слепого хозяина. А я и впрямь ничего не вижу.

Темно, едкий дым проникает в глаза, в легкие. Глубокий приступ кашля отнимает время. Скорей! Накидываю на голову куртку, не дышать, стараться не дышать! Хватаюсь за дверную ручку. Черт! Раскаленная! Нет, ключом не выйдет! Наваливаюсь и вышибаю плечом дверь. Не знал, что она у меня такая хрупкая. Ноет плечо, растянул видно. Вперед!

А в квартире-то огонь! Из передней пышет раскаленный воздух. Дым! Ничего не видно. Наощупь. Я же все здесь знаю! Четыре шага вперед, теперь вправо три, налево и снова…

А в комнате уже пламя. Ну же, еще … всего несколько шагов до дивана и направо четыре до стены. Страшно! В первый раз в жизни так страшно. Это не кино, это настоящий огонь.

Так, вот и стена. Теперь нащупать. Что за черт! Нет ее. Как нет? Я сдвигаю чуть куртку и приоткрываю глаз. Слезы льются, не вижу ничего, кашель. Ох, сейчас легкие выверну наружу!

Нет! На стене картины нет! Но этого не может быть! Упала? Надо ощупать пол под ногами.

А комната уже пылает, трещит мебель. Нет, не уйду, пока не найду ее! Опускаюсь на четвереньки и руками наощупь двигаюсь вдоль стены. Нет! Тоже нет!

Как же?! Как? Где она?

Треск, искры, что-то падает. Куртка загорелась! Черт! Что-то летит сверху! Темнота.

— Мсье Платонов! Мсье Платонов!

Кто-то зовет меня. Какие тяжелые веки, не могу открыть глаза. Как хочется спать. Спать. Я плыву, теплое течение несет, баюкает, ласкает…

— Мсье Платонов, голубчик! Я хочу с вами проститься.

Кто это? Надо посмотреть, но нет сил.

— Все закончилось. Мы больше не встретимся. Будьте счастливы, мсье Платонов.

Нет, надо взглянуть, кто это желает мне счастья.

Вздрогнули ресницы, все плывет и кружится в розовом вальсе. Раз — два — три, раз — два — три. Кажется, где-то звенят колокольчики. И громко.

Танцуют все — комната, свет на потолке, блики на полу. Раз- два — три, раз — два — три.

— Мсье Платонов, я просто хочу сообщить вам, что вчера Анна Дмитриевна обвенчалась с господином Ладыжиным, и нынче пополудни они уезжают в Баден — Баден.

Что? Кто это? Я резко распахиваю глаза и тут же зажмуриваюсь от резкой боли в висках. Рыба! Она стоит, держа в одном плавнике кружевной зонтик, и грустно улыбается.

— О! Наконец-то, а то я боялась, что и не попрощаемся с вами, сударь.

— Почему прощаться? — В голове вихрем проносятся девчонка с картиной, рыба, бутылка шабли… Анна… О, боже! Значит, она все же вышла замуж?

— Господин Платонов, — рыба становится серьезной — у вас своя жизнь и в ней нет места чужой драме, которая и происходила-то больше века назад. Вы это не забыли? — она жестикулирует плавником.

И у Аннушки тоже своя судьба… была, — рыба вздыхает тяжело. — Мало ей выпало счастья в жизни.

— Погодите, так вы знаете, чем у них все там закончилось?! — я пытаюсь присесть, но даже не могу оторвать голову от подушки.

— Лежите, голубчик, лежите, выздоравливайте. Конечно, знаю. А вы точно хотите услышать?

— Конечно, — я киваю головой, и комната снова начинает вальсировать.

— Ну-с, хорошо. Господин Ладыжин игроком оказался азартным. Свое имение он еще до женитьбы заложил и на Анне Дмитриевне женился из-за приданого, чтобы имение спасти, да расчет имел по службе продвинуться быстро. Князь-то в фаворитах у самого императора ходил. Да только женитьба господина Ладыжина не исправила, играть продолжал и приданое Аннушкино прокутил и имение потерял.

Князь поначалу помогал, векселя оплачивал, да как увидел, что все одно проигрывает, стал Аннушку с детьми к себе звать жить.

«Нет, папенька, вы мою судьбу один раз решили — мужа мне выбрали, значит нести мне этот крест всю жизнь», — так и сказала, как отрезала. Вот ведь гордячка.

И мучалась, хозяйство сама вела, прислугу почти всю рассчитала, шить научилась, обшивала и себя, и детишек. Детей шестерых родила, один в младенчестве еще умер. А второй, Сереженька, в семь лет в Волге утонул. Уж как она убивалась, бедная. А вскоре и супруг ее, Ладыжин, — рыба взмахивает плавником с презрением, даже не добавив к фамилии советника «господин». Слабый человек оказался с гнильцой. Как деньги кончились, и князь ему занимать перестал, так он потихоньку из казны стал красть. Сначала помалу, а потом все больше, ну и поймали его. А как жандармы в дом пришли, так он пулю себе в лоб и пустил.

Ох, натерпелась Аннушка позору. И осталась еще совсем молодой вдовой с детьми. Да только к отцу так и не вернулась жить, не простила его.

— Стойте, а доктор что? Когда Анна Дмитриевна вдовой осталась…

— Доктор, — рыба становится еще мрачнее.

Доктор через месяц после свадьбы Анны Дмитриевны уехал из столицы в провинцию. Не хотел с Аннушкой встречаться и мучить ее и себя. Через год женился на хорошей простой девушке, троих детей она ему родила.

Жену свою почитал всегда, а вот любить так и не полюбил. Все Аннушку забыть не мог. И недолго прожил-то совсем. Эпидемия дифтерита случилась в уездном городе и селах окрест. Скольких детей спас, а сам не уберегся, заболел. Сердце слабое у него оказалось. Не выдержало. Перед смертью, в бреду, жену свою за руку держал и Аннушкой называл. Так и умер с улыбкой, думая, что она у его постели сидит.

— А Анна Дмитриевна так и не узнала? Про доктора, — комок в горле мешает мне говорить.

— Узнала. Жена доктора написала ей письмо, где все и рассказала про минуты его последние. Аннушка в комнате закрылась, плакала долго, все письма перебирала, да на картину смотрела.

— На какую картину? — я удивленно уставился на рассказчицу.

— Ах, голубчик, да на ту самую, где Анна Дмитриевна в шляпе, — рыба улыбается. Картину эту доктор нарисовал, когда еще Анна Дмитриевна замуж не вышла. Доктор человек талантливый был, даже уроки живописи брал, рисовал на досуге. Только подарить ее Аннушке не успел, князь ему от дома отказал. Так он со Степаном-кучером ее и передал Анне Дмитриевне.

Аннушка эту картину всю жизнь берегла, на стену ее повесила и разговаривала с ней даже, когда никто не слышал. А детям наказала сжечь портрет этот, как она умрет.

— И что? — голос у меня вдруг охрип.

— Аннушка дожила до глубокой старости, детей вырастила хороших, заботливых. Сколько горестей и испытаний еще прошла: революцию, гражданскую. В лагеря не попала только потому, что повезло ей умереть раньше. А дети волю ее последнюю не исполнили, рука не поднялась сжечь портрет, с которым столько связано было. Берегли картину и детям своим завещали. А те — своим.

Вот такая история…

Рыба расправила зонтик, перекрестила меня своим плавником:

— Храни вас бог, господин доктор. Прощайте!

И стала исчезать в воздухе.

— Постойте! — кричу я, но себя не слышу.

А комната вальсирует. Раз- два — три, раз — два — три и я плыву куда-то…

Большие грустные миндалевидные глаза. Анна Дмитриевна! А где шляпа? Белокурые волосы собраны на затылке. Хвостик? Почему хвостик? И свитер?!

Вера! Верочка! Где я?

Пытаюсь приподнять голову. Ох! Какая боль!

— Нет! Не надо двигаться, лежи, пожалуйста. В больнице ты, дурачок. Чего полез в огонь? Золото, брильянты спасать?

Вера… она язвит как всегда. Как же я люблю ее шуточки! Да? И с каких же пор? Неважно. Ну что я ей скажу. Про картину? Так и так мол, рыбу говорящую полез спасать, княжну Анну Дмитриевну и бутылку шабли с фужером. Нет, лучше промолчу. Вон она как на меня смотрит, как на героя. Ну да. Весь в бинтах, голова перевязана — прямо хоть сейчас в боевик третьесортный.

А пальцы у нее тонкие, длинные изящные. Ладошка маленькая, левую кисть мою необожженную держит, не отпускает. И так приятно… кто бы мог подумать.

— Ну, герой, все, теперь будешь отлеживаться дома. Хватит койко-место в родной больнице занимать. Итак, две недели тут провалялся, персонал пугал.

Вера иронична и радостна. Меня выписывают, наконец. И хотя ожоги еще не затянулись до конца и болят, но рана на темени поджила, бинты с головы сняли. От сотрясения мозга и отравления угарным газом вылечили. Хорошие у меня коллеги — я это всегда знал.

Вот только выписываться мне некуда. Квартире моей не повезло больше. Ей требуется капитальный ремонт. А пока надо где-то жить. Вера этот вопрос решила быстро и жестко.

— Жить будешь пока у меня. Я одна в двухкомнатной. В гостиной будешь спать. Не возражаешь?

Да разве я могу возражать?

День сегодня какой хороший, теплый. Весна в разгаре.

— Проходи, — Вера открывает дверь ключом, пропуская меня вперед.

Вот еще, я что женщина или ребенок? Вера прищуривает миндалевидные глаза, ну прямо тигрица.

Ладно, не буду спорить, все-таки я в гостях. В крохотной прихожей темно. Паркет. Надо снять обувь, с улицы ведь. Где же этот выключатель? А вот он. Зажигаю свет. Квартирка маленькая. Вон и гостиная видна отсюда. Что это там на стене висит? Ярко оранжевое? Оранжевое?!!

— Платонов! Ты куда? Обувь сними! Куда рванул-то как ошпаренный! Ой, то есть… Что ты орешь так? Ну, рыба! И шляпа. Да. Никогда не видел что ли? Кто кто? Конь в пальто! Прапрабабка моя.

Княжна Анна Дмитриевна, урожденная Соболевская.

А что?

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *