Однажды ты понимаешь, что это — всё:
Не трогает ни Цветаева, ни Басё.
Внимаешь, но вынимаешь сухой песок,
Меж пальцев немая стелется струйка строк.
Река
А ты течёшь? Теки, моя река,
за перекатом снова перекат —
мне полноводность нынче не по рангу.
Исток остался в прошлом навсегда,
но устья тоже, вроде, не видать,
и, значит, вешать весла не пора нам.
Худождик
Наш подземный дом-колодец
весь в бетоне и броне —
стойкий к разной непогоде,
даже к ядерной войне.
В нём всего одно окошко,
а точнее просто люк —
я, усевшись на рогожку,
посмотреть в него люблю.
Хвост воображения
Кто о чём, а я о пятой точке.
Вот представлю — хвост роскошный там,
Где к концу стремится позвоночник.
У других — какой-то глупый копчик,
У меня — такая красота!
А ты говоришь
А ты говоришь ему: — ползи, таракан, ползи!
И он, представляешь, ползёт себе гад, ползёт.
Ему всё равно — ведь он такой паразит —
ему наплевать, что в жизни тебе не везёт.
Что мучился, вечно чего-то учил, зубрил,
смотрел в микроскоп, заработал себе хондроз,
покорно спешил исполнить любой каприз
не женщин, а жирных гусениц и стрекоз.
Подождика
Ты был мудрей меня почти на треть.
Ты говорил, что надо потерпеть
и станет жизнь прекрасной в одночасье.
И я, смотря сквозь розовость очков,
в тебя, как в бога, верила легко,
в твои слова про неизбежность счастья.